ПОЧЕМУ Я ИГРАЮ ТАК ХРЕНОВО?
Отрицать было глупо: что-то было не так.
Плей-офф Кубка Стэнли 2015 года в составе «Чикаго». Мы только что проиграли «Анахайму» и уступаем в серии со счетом 23.
После этого поражения в раздевалке не прозвучало какой-то воодушевляющей речи. Большинство из нас уже проходили через подобное. Парни себя не жалели. Для нас это был третий финал конференции подряд, всего два года назад мы взяли Кубок.
Мы знали, что нам нужно делать, и знали, как это сделать. Все с нетерпением ждали возвращения в Чикаго и возможности перевести серию в седьмой матч.
Все, кроме меня.
Я сидел, облачившись в экипировку и понурив голову, вновь задавая себе все тот же вопрос, что задавал себе последние пару месяцев:
Почему я играю так хреново?
Мы всем задаем себе подобный вопрос время от времени. Это неотъемлемая часть жизни. Как бы ты ни был хорош в каком-то виде спорта, всегда найдется тот, кто напомнит тебе, как ты плох.
Без сомнения, я часто слышал подобное в Анахайме.
«Бикелл, ты — г**но!».
Гораздо хуже, если они правы и ты играешь настолько паршиво, что мечтаешь поменяться местами с тем парнем, что сидит без майки по ту сторону стекла и в каждой руке держит по банке пива.
«Я и сам знаю, полуголый мужик. Но почему?».
Мне было всего 30 лет. В НХЛ я успел провести только пять сезонов. Но по какой-то причине у меня болело все тело, я был неуклюж и мог почувствовать смертельную усталость в любой момент дня. Понятия не имел, что же происходит.
Когда я впервые почувствовал перемены, ближе к концу регулярного сезона, я списал это на лень. Просто психологический сбой, я дал себе слабину, из-за чего началась черная полоса. Я пообещал себе подойти в лучшей форме к старту плей-офф.
Но вот плей-офф настал, а я чувствовал себя не лучше. Более того, мое состояние лишь ухудшилось. Я начал пропускать тренировки, а затем и матчи по ходу серии первого раунда. Пробовал новые тренировочные режимы, новые диеты, перепробовал практически все, но так и не мог войти в привычный ритм.
К началу финала конференции я не был похож сам на себя. Не мог понять, что же происходит. Пятая игра стала переломным моментом. В начале третьего периода меня впечатали в борт, и я долго не мог восстановить дыхание, даже вернувшись на скамейку. В конце концов, я доковылял до раздевалки, где просто потерял сознание. Рухнул прямо в дверном проеме. Шлепнулся прямо лицом на пол. К счастью, я еще не успел снять шлем.
Когда очнулся, то первым увидел склонившегося надо мной тренера, который приводил меня в чувства нюхательной солью.
«Думаю, тебе надо показаться врачу».
ПОБЕДА БЕЗ ПРАЗДНИКА
Сначала доктора предполагали различные диагнозы: головокружение, какие-то проблемы из-за жидкости в ухе или даже побочные эффекты от заражения зуба. Никто не мог ничего сказать с уверенностью. Я посетил множество специалистов и нашел временные решения, но ничего не приносило мне окончательного избавления.
Тем временем, моя команда все-таки победила «Анахайм», а затем выиграла и Кубок Стэнли. Второй за три года. Я закончил плей-офф с пятью передачами, нулем голов и реально отстойным ощущением во всем теле.
Конечно, радость переполняет, когда твоя команда выигрывает Кубок Стэнли, но я просто не мог праздновать долго. Я был изможден, и что бы я ни пробовал, дела в физическом плане становились только хуже. Начал терять контроль над левыми рукой и ногой. Они могли начать непроизвольно двигаться в любой момент, будто у них был свой отдельный разум. Или они могли не отвечать на команды моего мозга.
Я стал терять контроль над своим собственным телом, и это было действительно очень и очень страшно.
Страшнее было лишь то, что я не мог найти никого, кто мог бы объяснить мне, что же происходит. И я не получал ответа следующие полтора года.
Когда я покинул медицинское заведение и вышел на парковку, то не думал о диагнозе. Я думал о том, как сообщить эти новости моей жене, Аманде, которая ожидала меня в машине, и не довести ее до слез.
Закрыл дверь машины максимально тихо, потому что две наши маленькие дочери спали на заднем сиденье.
«Что он сказал? — спросила жена. — Что показало МРТ?».
Мы с женой познакомились, когда мне было 16, тогда я еще играл в юниорской лиге в Оттаве (я долго ухаживал за ней, пока она, наконец, не обратила на меня внимание). Думаю, по одному звучанию моего голоса она могла сказать, что этот визит к доктору отличался от всех предыдущих.
Они сказали, что у меня рассеянный склероз. Я представлял именно такую фразу. Попытался выдавить эти слова из себя. Но, не знаю почему, просто не мог этого сделать. Может, мой мозг сам это еще до конца не осознал. Или, может, я убедил себя, что, если скажу ей, то разбужу девочек. Или просто не был готов к тому, как Аманда увидит, как я плачу. Или не был готов увидеть, как плачет она. Чтобы это ни было, в тот момент я смог сказать лишь одно.
«Ты можешь сходить и поговорить с врачом?».
Мы поменялись местами. Аманда вышла из машины и пошла в здание, а я остался с детьми. Я уставился в зеркало заднего вида, наблюдая за своими дочурками, которые так мирно спали. Это один из худших моментов моей жизни… но как бы странно это не прозвучало, я бы отдал очень многое, чтобы этот момент не заканчивался. Моя жена все еще шла по улице, пара минут отделяла ее от страшной правды. Мои дочери спали, и они еще не подозревали, какие испытание может обрушить на человека эта жизнь. А их папа… он уже был болен, но еще не был так болен — все еще хоккеист, все еще относительно здоров, может играть, еще нормальный. Он все еще присматривал за ними и заботился о них. Он все еще был рядом.
Конечно, это не могло продлиться вечно. Вот моя жена выходит и направляется к машине. Она открывает дверь и садится. Мы практически ничего не говорим друг другу. Да и что можно было сказать? Я никогда больше не смогу играть в хоккей? Скоро тебе придется заботиться о троих? Наши жизни, коими мы их знали прежде, окончены?
Это был невероятно тяжелый день.
Мы делали все возможное, чтобы успокоить друг друга, но следующая неделя выдалась чертовски паршивой. На каждый лучик надежды — эй, смотри, есть лекарства! — находилась гора негатива: побочные эффекты лекарства могут вызвать прогрессирующую многочасовую лейкоэнцефалопатию, заболевание мозга, которые вызывает судорожные припадки, психические нарушения и может ввести человека в состояние комы.
Ох.
УЙТИ НА СВОИХ УСЛОВИЯХ
Мы оба потратили много часов, изучая симптомы болезни, ища возможные способы лечения и читая истории людей, столкнувшихся с этим недугом. И с каждым часом становилось все грустнее. Это было непросто с эмоциональной точки зрения. Думать о том, что однажды ты проснешься, но не сможешь встать с постели… или выполнять самые простые функции… не сможешь обнять жену или взять на руки ребенка.
Я не хотел, чтобы все так закончилось, как и моя жена этого не желала. После тяжелой недели мы постарались собраться с мыслями и выработать план дальнейших действий. Стали чаще общаться с врачами относительно возможных способов лечения. Мы испробовали множество препаратов, потратили солидную сумму — моя жена очень тщательно проверяла каждую деталь, чтобы убедиться, что мы выбрали оптимальный вариант. Мы делали все, что было в наших силах, чтобы иметь возможность вернуться к нормальному состоянию.
А для меня нормальное состояние лишь одно: играть в хоккей.
Я хотел уйти на своих условиях.
Когда я дебютировал в лиге, то в раздевалке сидел рядом с Марианом Хоссой. Он сразу же узнал меня, хотя мы пересекались много лет назад, когда он еще играл за «Оттаву», а я был мальчишкой и помогал экипировщикам, занимаясь стиркой и наполняя бутылки водой.
Когда я попал в «Чикаго», то Мариан любил подшучивать надо мной: «Знаешь, Брайан, если ты хочешь, то все еще можешь стирать мою форму».
И, честно говоря, после трех с половиной лет в низших лигах я был готов стирать форму Хоссы каждый день, если бы это гарантировало мне место в составе «Блэкхокс». Мне очень нравилось играть за «Чикаго». Всегда считал себя везунчиком, раз мне посчастливилось попасть в чемпионскую команду, и на память об этом мне остались яркие воспоминания.
Я забил гол первым же броском в своей первой же смене.
Выиграл три Кубка Стэнли.
И, если вы позволите, поделюсь одной историей из жизни ветерана. По ходу финала Западной конференции 2013 года против «Лос-Анджелеса» в пятом матче я повредил внутреннюю боковую связку колена. Но я так хотел продолжить игру, что стянул один из вонючих бандажей Хоссы на колено, не сказав об этом никому ни слова. Зато это здорово мне помогло. Мы победили во втором овертайме и выбили «Кингз».
В финале против «Бостона» в шестом матче я сравнял счет за 1:16 до конца — это ощущение я не забуду никогда. В промежуток из двух месяцев я выиграл второй Кубок, женился на своей любимой и подписал самый крупный контракт в своей жизни с командой, которую я искренне люблю.
Но жизнь непредсказуема. Нельзя ни в чем быть уверенным. Ведь всего через пару лет я оказался в Анахайме, лежащим на полу, а вокруг столпились тренеры, которые пытались понять, что со мной случилось.
«Чикаго» достойно отнеслось ко мне, когда в 2016-м стартовал новый сезон. Мне дали шанс играть, но я все еще был болен и не знал своего диагноза, так что не мог приносить пользы. Так что провел больше игр за «Рокфорд» в том сезоне, чем за «Блэкхокс».
В следующее межсезонье я был обменян в «Каролину». Когда мне поставили диагноз, то понял, что времени у меня осталось немного. Так что хотел уйти на своих условиях. После того, как я сообщил новости команде, выступил с публичным обращением. Объяснил всем, что я еще вернусь. Не уверен, что многие поверили, да и насколько я сам верил в это?
Я получил огромную поддержку со стороны партнеров, а также со стороны всей «Каролины» и всего «Чикаго», хотя в «Харрикейнз» я провел всего пару месяцев. Поддержку фанатов тоже невозможно описать. Было удивительно получить такой поток теплоты после того, как я объявил о своей болезни.
Понимал, что возвращение потребует изнуряющей борьбы. Без сомнения, этот путь не удалось преодолеть без потерь. На протяжении двух месяцев мне была запрещена хоть какая-то физическая нагрузка. Я не мог кататься, не мог бегать трусцой, на третий месяц я начал замечать морщины у себя на лице. Каждый день я просто сидел и чувствовал себя бесполезным.
Мне не нравилось, что мои жена и дети видят меня в таком слабом состоянии. Я гнил изнутри, но все еще оставался мужем и отцом. Бывали дни, когда мне было тяжело просто встать с постели, но я знал, что обязан быть сильным ради семьи.
Как бы плохо мне ни было, я знал, что моя жена всегда верила, что мне станет лучше. Даже когда я сам сомневался в себе, она ни когда не позволяла мне опускать руки. Дошло до того, что я уже не знал, чья сила воли поднимает меня из постели — моя или ее. Месяцы шли, и я начал чувствовать себя лучше. Понял, что настанет момент, когда смогу вновь надеть форму и выйти на лед. Я обязан сделать это.
ПОСЛЕДНИЙ ЭПИЗОД
Мне удалось провести 11 матчей перед концом. Один гол. Четыре минуты штрафа.
9 апреля 2017 года состоялся заключительный матч сезона. Мы играли против «Филадельфии», и второй матч подряд завершили основное и дополнительное время вничью.
После предыдущей встречи тренер Питерс извинился передо мной за то, что не выпустил меня на серию буллитов. Он знал, что конец моей карьеры близок, команда не попадала в плей-офф, так что он чувствовал себя неловко.
И вот все повторяется вновь. Тренер смотрит на скамейку, но в этот раз его взгляд останавливается на мне. Он подходит и говорит с улыбкой: «Бикелл. Толчинский. Макгинн. Вперед».
Последний эпизод моей карьеры в НХЛ. Когда я только начал процесс восстановления после болезни, даже не был уверен на 100 процентов, что получу этот шанс. Понимал, что уже физически не способен быть тем игроком, коим я был когда-то. Другие команды в лиге, наверное, тоже это понимали.
Даже если бы мое тело справлялось, в голове все равно бы сидела мысль, что один неудачный силовой прием может поставить на всем крест. И я не мог пойти на такой риск из-за семьи. Я упорно трудился, чтобы напоследок хлопнуть дверью, и я горжусь тем, чего мне удалось добиться.
Прежде чем выйти на лед для исполнения буллита, я осмотрелся вокруг. Я почувствовал облегчение. Я боролся и добился своей цели вновь сыграть в НХЛ. Это даже казалось чем-то нереальным.
Вспомнил все те прошлые годы, как я пробивался из юниоров. Как я провел 3,5 года в низших лигах. Как выступал за «Чикаго» — первый гол «Детройту» и шестой матч серии против «Бостона».
Вспомнил, как я рухнул лицом вниз два года назад. И как я и не мечтал о том, чтобы вновь играть в хоккей.
Думал о своей семье и друзьях. О тех игроках, с которыми я выходил на лед и против которых играл. О той поддержке, что на протяжении всей моей карьеры оказывали мне болельщики и персонал. Эмоции переполняли меня, я даже не был уверен, что смогу выйти на лед и совершить последний бросок.
9 апреля 2017 года — последний раз, когда я надеваю форму, последний раз, как я перелезаю через борт, и последний раз, как болельщики «Филадельфии» что-то кричат в мой адрес.
«Бикелл, ты — г**но!».
Эх, что может быть лучше?
Я вышел на лед и постарался отбросить все посторонние мысли. И следующие несколько секунд все было именно так, как было всегда. То, чем я жил все прошлые годы. И было даже неважно, смогу ли я забить. Вновь просто играть хоккей — это райское наслаждение.
Дзинь.
Я забил. От штанги в ворота. Мои первый и последний броски в Национальной хоккейной лиге оказались результативными.
Даже фанаты «Флайерз» поаплодировали мне.
Что бы ни ждало меня в будущем, я знаю, что ушел на высокой ноте. Сейчас я чувствую себя настолько хорошо, насколько не чувствовал уже долгое время. У меня потрясающая жена и двое прекрасных детей.
Понимаю, что будет непросто, но я никогда не боялся дополнительной работы.
Так что сделайте мне последнее одолжение.
Когда будете вспоминать карьеру Брайана Бикелла, то не думайте обо мне, как об игроке, у которого был рассеянный склероз.
Помните меня как хоккеиста, который настолько любил игру, что стащил у партнера защитный бандаж, чтобы суметь доиграть с поврежденной связкой. Помните меня как хоккеиста, который добился всего своим трудом, который закрепился в лиге и который стал чемпионом. Помните меня как человека, который закончил карьеру на своих условиях, а затем двигался вперед: 30 лет, 40, 50, 60, 70, 80…
Борясь день за днем.